Борис Кагарлицкий: от ястреба войны до антивоенного политузника

Кагарлицкий — пожалуй, самый видный мыслитель-марксист постсоветского пространства, известный в широких академических и политических кругах как внутри России, так и далеко за её пределами. Начинал он как советский левый диссидент и участник подпольных марксистских кружков, и стал едва ли не единственным человеком из этой среды добившимся признания, оставшись через много лет при своих социалистических убеждениях. На книгах и лекциях Кагарлицкого выросло не одно поколение постсоветских левых, а его оценки политических событий в этих странах стали ориентиром для многочисленных западных левых.

Публичное неприятие войны в Украине столь знаковой для левых кругов фигуры как Борис Кагарлицкий не могло не раздражать российские власти. Его арест означает, что даже мировая известность публичных интеллектуалов и их связи в высоком политикуме России больше не являются преградой для репрессий.

Впрочем, взгляды Кагарлицкого на войну в Украине далеко не всегда были такими, как сегодня. В период 2014-2015 годов Борис с большим энтузиазмом поддержал аннексию Крыма и сепаратистские движения на Донбассе, разглядев в этих процессах некие прогрессивные "антиимпериалистичиские" черты. Для многих левых, сформировавших свои взгляды в том числе и на его творчестве, читать статьи Кагарлицкого того периода было невыносимо трудно — чувство, будто автора подменили кем-то совершенно другим, возникало уже на первых секундах ознакомления с его новыми материалами.

Потому даже дочитывать его тексты хотя бы до середины порой становилось непосильной для психики задачей. К примеру, в одной из своих статей он писал:

"Новороссия — это не проект, а движение, мечта, общественная цель". Его сайт "Рабкор" в редакционном заявлении говорил следующее: "Путь к прекращению гражданской войны на Украине лежит через … [признание Киевом] поражения в своей войне против восставшего Юго-Востока". Было и такое.

Кагарлицкий в те годы стал частым гостем на федеральных каналах, комментирующим военные действия на Донбассе. Его новым окружением стали люди с так называемой "лево-патриотической" позицией, также известные как "красконы" или "левые имперцы". Выводы из учения мир-системного анализа, которые делал тогда Кагарлицкий, как нельзя лучше ложились на экспансионистскую практику российского государства. Представляя мировую политику как противостояние глобальной периферии и глобального центра, было нетрудно представить войну на Донбассе как один из очагов этого противостояния.

Согласно такому анализу, Россия, возможно, даже сама того не желая, превращалась в некий "авангард антиимпериалистической борьбы", якобы помогающий Третьему миру освободиться от гегемонии мира Первого. Кагарлицкий в своих интервью высказывал достаточно искренние надежды, что под бременем новых исторических вызовов российский режим должен покончить с неолиберализмом и трансформироваться в более прогрессивную систему. Но со временем становилось понятнее, что такие надежды крайне далеки от реальности, а подобная позиция служит прежде всего "левой" подпоркой для путинского режима и его имперских авантюр. И Кагарлицкий стал пересматривать эти воззрения.

Перемены в его политических оценках прорезались где-то с 2017 года. Показателен был момент, когда Кагарлицкий вступил в конфликт с охранительским окружением (которое к тому времени уже считало его "своим"), выступив против провластного блогера Дмитрия "Гоблина" Пучкова. Последний в свойственной ему ментовской манере как раз поприветствовал разгон омоновцами "малолетних дебилов" — участников молодёжных оппозиционных митингов. Похоже, как раз в то время Кагарлицкий осознал, что оказался в крайне отвратной кампании, и пора если не решительно рвать с ними, то как минимум отдаляться. С тех пор начался его постепенный, но уверенный дрейф в сторону оппозиции — гораздо более естественного для него, как для представителя прогрессивной русской интеллигенции, состояния.

Спустя некоторое время у Кагарлицкого уже стали появляться вполне недвусмысленные речи о необходимости сковырнуть несменяемую верхушку и лично верховного правителя, а утверждения о России как об "осаждённой крепости" уже разоблачались им как нелепые самооправдания коррумпированного режима.

Дальше — больше: в 2020 году Борис поддержал беларуские протесты и призвал россиян поучиться у соседей. А уже в следующем году он поддержал протесты в защиту арестованного Алексея Навального и сам призвал к его освобождению. Было заметно, что его нелюбовь к сложившейся системе и лично к Путину настолько возросла, что он готов был посвящать целые стримы обсуждению слухов о здоровье "главного пациента", с плохо скрываемой надеждой на то, что ждать осталось недолго.

24 февраля 2022 года началось полномасштабное вторжение российской армии в Украину. В первые же дни нападения Кагарлицкий занял вполне конкретную позицию против агрессии, назвав последнюю зловещей авантюрой режима, обречённой на провал. Когда Бориса спрашивали про его отношение к Украине, которую он так сокрушительно критиковал ещё пять-шесть лет назад, Кагарлицкий отвечал:

"Жертва может быть и плохим человеком, но это всё равно жертва. Панская Польша была весьма реакционным государством, но при нападении Германии она была жертвой агрессии и имела полное право на поддержку и сочувствие в отражении нападения". То есть он не стеснялся сравнивать действия России даже с самыми мрачными агрессорами прошлого.

Все последние полтора года вещания канал "Рабкор" производил достаточно качественный антивоенный контент, причём выраженный с марксистских позиций, направленный на левую, а не на традиционную для оппозиционных медиа либеральную аудиторию. В эфирах у Кагарлицкого стали появляться другие занявшие антивоенную позицию левые и даже либералы — те, с кем ещё восемь лет назад он был по разные стороны баррикад. Как заметил другой антивоенный блогер Александр Штефанов, деятельность Кагарлицкого стала опасна для властей, так как создавала точки сборки для антивоенной оппозиции широкого спектра, причем ориентированной именно на тех, кто остаëтся в России.

Даже самая идеальная и самая последовательная позиция не стоит ни гроша, если за ней не следует практических действий. Позиция Кагарлицкого по вторжению была неотрывна от действий.

Некоторое время спустя за эту деятельность власти удостоили его званием "иностранного агента", намекнув, что пора бы ему убираться из страны. Такая возможность у Кагарлицкого действительно была, но он решил остаться в России, несмотря на неиллюзорный риск сесть в тюрьму, что в итоге и произошло. Несомненно, это очень смелый и достойный уважения поступок.

Признал ли Кагарлицкий свои заблуждения прошлого? Скорее нет, чем да. Борис выдвинул любопытную теорию "абсолютного события", которое обнуляет как предыдущие промахи, так и былые заслуги, ибо важно только отношение к этому событию и действия после него. И, следует сказать, такой подход весьма практичен. Вместо эксклюзии потенциальных союзников в борьбе против этого "абсолютного события" он предполагает открытость и инклюзивность коалиции и, напротив, исключает сотрудничество с теми, кто "абсолютное событие" поддержал.

Как бы там ни было, практические действия в ответ на вызовы войны гораздо важнее всякого рода самокритики. Даже самая идеальная и самая последовательная позиция не стоит ни гроша, если за ней не следует практических действий. Несмотря на всё противоречивое прошлое, позиция Кагарлицкого по вторжению была неотрывна от действий.

За полтора года, которые длится вторжение, медийная активность Бориса сформировала антивоенные взгляды у тысяч людей из его аудитории. Быть может, его бэкграунд 2014-2015 годов сыграл даже определённую положительную роль, ибо позволил достучаться до людей умеренно-патриотических взглядов, чьë доверие агитаторы с "идеальным" прошлым и "кристально чистой" позицией не завоевали бы никогда.

Российская среда "красных консерваторов" и "левых имперцев", жаждущих территориальных экспансий, сложилась как следствие целого комплекса объективных факторов много лет назад. Да, Кагарлицкий в своё время повлиял на усиление этих тенденций, хоть его влияние в этом процессе и не было решающим. Но вряд ли получится отыскать других известных российских левых, кто бы сделал больше, чем он, чтобы на понятном языке внушить тысячам подобных людей простую мысль: этот режим преступен, это вторжение преступно, ему нет оправдания, против него нужно бороться.

Некоторые до сих пор не могут простить Кагарлицкого за его позиции девятилетней давности. Но как мы видим, с определённого момента Борис достаточно последовательно шёл к своим нынешним воззрениям. Сейчас он брошен в тюрьму именно за свою искреннюю антивоенную позицию, за свои убеждения, за свои действия против войны. И уже по этой причине заслуживает международной солидарности.

Наконец, как бы кто не относился к прежним взглядам Кагарлицкого, кампания по его освобождению — это важнейшая помощь российскому антивоенному сообществу. Без движения против войны внутри самой России добиться прекращения вторжения и вывода войск лишь комплексом внешних мер будет колоссально трудно или даже невозможно.

Российское общество, из недр которого вышла эта война, мягко говоря, неидеально. И только из этого неидеального общества, неидеальных людей с неидеальными биографиями может выйти антивоенное и антиправительственное движение. Тот, кто отдаляет эту перспективу — наносит вред. А деятельность Кагарлицкого последних полутора лет её, безусловно, приближала.