"Не думал, что когда-нибудь увижу это своими глазами"

Мой одноклассник Макс в последнее время просит привезти ему из Киева одно и то же: консервы для котов, особый сорт вонючих сигарет и недорогое фруктовое пиво. В принципе, все это можно достать и в Херсоне, но графики работы начальника транспортного управления областной энергоснабжающей компании и местных супермаркетов как-то не состыковываются.

Мы с коллегой – оператором Владимиром Сенченко – успеваем купить почти все по дороге, но в город въезжаем уже после начала комендантского часа. С момента разрушения дамбы прошел день: прибрежные улицы Херсона постепенно уходят под воду. Консервы и пиво придется таскать за собой всю неделю – завести их просто не хватает времени, хоть мы и проносимся мимо старого кондоминиума, где Макс обитает вместе с котами, по нескольку раз в сутки.

Он терпеливо ждет. Максим, кажется, вообще единственный, кто в эту тяжелую неделю не достает меня бессмысленными "как ты?" и "что там?". Но на третий день, буквально через минуту после того, как российские мины накрывают главную точку эвакуации жителей подтопленных улиц на площади Корабелов, он не выдерживает и звонит с коротким вопросом: "целы?"

За эту весну Максим потерял две ремонтных бригады, по три человека в каждой: одна подорвалась на мине, вторая погибла под таким же обстрелом.

Теперь в квартире Макса, застывшей посреди довоенного ремонта, приютился еще один его коллега по Облэнерго. Дом Андрея в пригородном поселке Камышаны оказался затоплен: он показывает на телефоне фото того, как постепенно поднимался уровень воды, накрывая огород, сараи, летнюю кухню.

Его рассказ прерывает звонок жены: семьи электриков, восстанавливающих инфраструктуру в прифронтовом городе, пережидают войну глубже в тылу. Андрей, извиняясь, выходит в соседнюю комнату, пока Макс разливает остатки бренди, который я привозил еще весной.

Мы принимаемся вспоминать многочисленные страшилки, слухи и легенды, сопровождавшие Каховскую гидроэлектростанцию, плотину и водохранилище все 75 лет существования.

"В последний раз сильно паниковали, кажется, аж в 2000 году. Когда все боялись, что дамбу прорвет после компьютерного сбоя из-за миллениума, – улыбается Макс. – Я вот с тех пор и запомнил, как инженеры объясняли: если плотина рухнет, в Херсоне подтопит разве что нижние кварталы, правому берегу вообще достанется мало. Но вот честно, не думал, что когда-нибудь увижу это своими глазами".

Я понимаю, о чем он. Утром 7 июня вместе с десятком херсонцев из-под монумента погибшим во Второй мировой войне мы наблюдаем, как огромные тополя проносятся мимо набережной в сторону Черного моря. Вчера туда же потянуло две баржи, сорванные течением с якорей. Таким быстрым течение Днепра я не никогда видел, хоть и провел в Херсоне свое детство и юность. Теперь же наведываюсь в город по самым что ни на есть экстраординарным поводам: эвакуация, освобождение от оккупантов, массированные обстрелы, разрушение дамбы.

К набережной от монумента спускается гранитная лестница, десятилетиями служившая концертной площадкой для местных опен-эйров – сейчас под водой уже нижние три пролета, и вода продолжает прибывать. На лицах горожан, переживших восемь месяцев оккупации и полгода обстрелов на передовой, растерянность и удивление.

Игорь, мой тезка лет шестидесяти, житель одного из прибрежных кварталов неподалеку, как и многие боялся многометрового цунами – это была одна из самых популярных страшилок. Вместо этого целый день он наблюдал, как затапливает дом его матери, стоящий у самой воды.

"Мама, вы же помидоры забыли полить", – смеется он, показывая нам торчащий из-под воды конек крыши.

Херсонцы вообще много шутят: об оккупации, российских солдатах, смертоносных артобстрелах, а теперь еще и о наводнении. Популярным объектом насмешек становятся затопленные теперь выгребные ямы, заменявшие жителям прибрежных районов центральную канализацию. Сортирный юмор оказывается хорошим лекарством от стресса.

"Хочется отметить доброту и позитив местных жителей, – восторженно говорит мне спустя месяц после катастрофы Леонид Вознюк, доцент кафедры архитектуры и градостроительства "Львовской политехники". – Нам сегодня в трех местах предлагали воду. Предлагают поесть, кофе. Люди, нуждающиеся в помощи, сами ее предлагают. Это уникальное явление в Украине".

В зеленой каске и бронежилете, похожий на солдата Швейка, Вознюк вместе с командой экспертов в 40-градусную жару обходит дома на улице Чайковского – в начале июля комиссия приехала в Херсон из Львова, чтобы оценить масштабы ущерба для частных домовладений. В воздухе стоит запах гнили и пресловутых выгребных ям. Мусорщики, тоже откомандированные в Херсон из разных регионов, убирают с обочин сырую штукатурку, обои и прочий хлам. Военные капелланы из столичной евангелистской церкви носятся туда сюда на багги: откачивают воду из подвалов и обрабатывают стены химикатами от плесени.

Выводы комиссии неутешительны: из четырех осмотренных в этот день домов три подлежат сносу. За несколько дней под водой старые стены из ракушняка, бута и самана отсырели настолько, что могут обрушиться в любой момент.

Львовяне покидают Херсон, так и не закончив обход, после того как российская армия наносит массированный ракетный удар по их городу.

Казалось бы, местным не до шуток. Сотни человек остались без крыши над головой только в самом Херсоне. В городе, где едва ли осталась четверть довоенного населения, краткосрочное оживление на рынке аренды квартир – многие не хотят уезжать далеко от подтопленного жилья, надеясь на скорое восстановление. К 12 июля заявки на государственную помощь подали более 3100 домохозяйств.

О масштабах разрушений на левом, низком берегу Днепра, который остается под контролем российской армии, информация доходит обрывками. В первую неделю украинский спецназ организует несколько спасательных миссий – на тяжелых моторных катерах, остающихся в диком дефиците, они вывозят жителей левобережных Олешек, Голой Пристани, Кардашинки. 11 июня один из таких рейсов российские солдаты расстреливают прицельным огнем из стрелкового оружия: трое погибших и десять раненых.

Найти эвакуированных в первые недели непросто – областная администрация старается сохранить места временных убежищ в школах и общежитиях в секрете. Все опасаются, что шелтеры станут мишенью для атак – от российской армии, еще недавно называвшей Херсон неотъемлемой частью России, ожидают любой подлости. Обстрелы города не прекращаются ни на день.

Тревожный звонок Макса и первый массовый обстрел после прорыва дамбы застает нас с коллегами Вовой Сенченко и Инной Вареницей посреди улицы Богородицкой. За полчаса до этого мы нашли в одном из переулков небольшую резиновую лодку, с молчаливого согласия соседей спустились на ней на воду и теперь стоим, перепуганные на якоре, вжавшись в стену чьего-то особняка на уровне второго этажа.

Конечно же, мы ищем повод для шуток: например, я, как бывший обозреватель рынка связи, назначаюсь ответственным за соединение – держусь за натянутый интернет-кабель, чтобы нас не смыло течением. Мы ржем, когда мимо нас на моторках проносятся более удачливые коллеги; ржем, обрывая с верхушек деревьев созревшую шелковицу; ржем, когда первые мины пролетают над нами и разрываются на площади Корабелов; ржем, когда одна из них попадает в дом в 30 метрах от нас. От последующего залпа "Града" становится не по себе, но мы продолжаем шутить, даже когда сверху начинает сыпаться мелкая шрапнель.

В Херсон в эту неделю съехалось огромное количество журналистов – возможно даже больше, чем в ноябре, сразу после освобождения города украинской армией. После обстрела в чатах несется перекличка: все ли целы, кому удалось заснять прилеты.

Первый массированный удар по площади Корабелов кажется бессмысленным: президент Владимир Зеленский, посетивший город в этот день, покинул ее тремя часами ранее. Сейчас это просто одна из основных точек эвакуации. Все последующие дни над городом не стихает контрбатарейная борьба, украинские артиллеристы стреляют, пытаясь отогнать российских военных от левого берега и в какой-то момент даже занимают плацдарм под Олешками.

Ночи проходят под аккомпанемент артиллерийских залпов и лай окончательно свихнувшейся соседской собаки – за долгие месяцы она научилась менять тональность в зависимости от темпа стрельбы и калибра. В моем доме, пустующем с начала войны, теперь ежедневно ночуют семь-восемь коллег – мест в гостиницах не хватает на всех.

Днем никто не успевает поесть, мы с Вовой берем на себя приготовление ужинов, которые растягиваются на часы. Обмен увиденными за день историями, планы на завтра, споры о гонорарах и о том, стоит ли надевать бронежилет в лодке во время обстрела (нет, не стоит), байки из прошлой жизни. Те из нас, кто уже понял, ради чего занимается всей это опасной ерундой, показывают друг другу фотографии детей.

Всевозможных волонтеров в затопленный город приехало еще больше, чем журналистов. Кто-то привез дефицитные лодки, кто-то –лекарства, кто-то – полный автобус питьевой воды. Бородатый великан Игорь Кияшко, руководитель благотворительного фонда "Вежа", в импровизированном палаточном лагере на полдороге между Николаевом и Херсоном пытается координировать многочисленные группы. "Порыв у людей благородный, а понимания потребностей и порядка мало. Поэтому многие разворачиваются назад, не найдя себе дела", – коротко описывает он ситуацию.

"Котик, котик, иди сюда. Если спросят, расскажи всем, пожалуйста, что я тебя спас", – парень, одолживший нам на четвертый день лодку для прямого эфира, гоняется по улице за бездомной кошкой ради селфи.

Животных спасают с не меньшим энтузиазмом, чем людей. На затопленном Острове несколько команд волонтеров-зоозащитников снимают с крыш домашних собак и котов, отлавливают бездомных. Одичавшие животные, перепуганные наводнением и обстрелами, не даются в руки. Вот бы шприцемет с транквилизаторами, мечтает мой давний приятель Владимир Старченков.

Когда-то давно, еще до переезда в столицу, я работал барменом в клубе, принадлежавшем его семье. Позже не раз останавливался в их гостинице на берегу Черного моря – Володя был неисчерпаемым источником историй о местном туристическом бизнесе. Сейчас у него с женой ветеринарная клиника, всю оккупацию Херсона и после нее они лечили и стерилизовали бездомных животных, а теперь на лодке собирают островских собак в свой приют. Спустя неделю оба сваливаются с простудой и переутомлением, и мы едва успеваем встретиться перед моим отъездом.

Вова и Света водят нас между вольерами – большую часть животных пару дней назад они отправили во Львов, в приют партнерской организации. Остались с полтора десятка покалеченных, облезлых, нервных барбосов. Толстого – крупную дворнягу, за спасением которой наблюдали по всей Украине, пообещал взять себе кто-то из депутатов: делегация из Верховной Рады привезла в приют целую гору корма.

"Помогают тем, что проще достать – корм, вода. А нужны лекарства и хоть какой-то рентген", – жалуется Света.

Война сделала херсонцев прижимистыми и запасливыми. Спустя неделю после прорыва дамбы Светлана Цветкова, жительница затопленной улицы, носящей имя российского композитора Чайковского, по пояс в воде таскает с чердака своего дома пакеты с макаронами и мукой – запасы гуманитарки, теперь заполнившие багажник соседских жигулей, они с мужем успели закинуть повыше еще в первые часы наводнения.

"Муж от стресса запил", – смеется она.

От гуманитарной помощи в Херсоне мало кто отказывается – жизнь на передовой не придает особой уверенности в завтрашнем дне, да и работы хватает не для всех. Но к пострадавшим от наводнения – особое отношение: материальная помощь от правительства и ООН, отдельные очереди за бесплатной водой, хлебом и другими продуктами.

В первую неделю несколько семей наотрез отказываются эвакуироваться из своих затопленных домов на Острове. Знакомые волонтеры, собиравшие по соседним дворам животных, завозят им воду и кое-какие продукты. Жалуются, что те уже перебирают харчами и скоро начнут заказывать водку. К концу недели волонтеры находят где-то желтый рюкзак службы доставки Glovo и предлагают еду из одесского McDonalds.

Может показаться, что все мы смеемся над чужим горем. Но это не так.

Исследователи из аналитического центра при Киевской школе экономики по спутниковым снимкам определили: площадь наводнения в июне достигла 7,4 км². Полностью или частично оказались затоплены более 51 тысячи домов.

Только во время эвакуации в Херсоне погиб 21 человек. 30 остаются пропавшими без вести. Общее же число жертв и пострадавших в результате катастрофы до сих пор невозможно подсчитать из-за отсутствия достоверных данных с оккупированных территорий.