"Каждый получит свое". Как и кого в Украине преследуют за коллаборационизм

Прохладным апрельским утром тишину малолюдной улицы в старом центре Херсона нарушает грохот опрокинутого с тротуара тысячелитрового контейнера с мусором. Двое в бронежилетах невозмутимо выгребают содержимое прямо на проезжую часть и берутся за следующий. Зловонная куча растет перед крыльцом штаб-квартиры благотворительного фонда "Город силы". Дима, один из координаторов местных волонтеров, выходит на крыльцо с кофе и тут же пресекает мою попытку возмутиться происходящим: "Не парься, это коммунальщики".

В ту же минуту из-за угла поворачивает трактор, за ним следует десяток человек с лопатами и в таких же легких бронежилетах. Несколько бодрых взмахов, и мусорная куча перемещается в прицеп трактора. Коммунальщики двигают дальше, поправляя бронежилеты и прислушиваясь к первым в этот день раскатам артиллерийского обстрела.

Для всех этих шумных манипуляций у Дмитрия находится простое объяснение: в Херсоне просто не осталось спецмашин, которые могут перегружать мусор прямо из контейнеров. Два десятка таких мусоровозов суд арестовал буквально накануне, после того, как отправил под стражу их владельцев – супругов Алену и Дмитрия Дубровских, чья компания "Херсонавтокомунсервис" убирала херсонский мусор последние 20 лет. Ее деятельность во время оккупации города российской армией правоохранители теперь считают преступной.

Областное управление полиции и прокуратура, отчитываясь о задержании бизнесменов в марте, утверждали: прошлым летом те поддержали введение расчетов в рублях, открыли счета предприятия в российском банке и платили оккупантам налоги. А значит "вели хозяйственную деятельность в тесном взаимодействии с государством-агрессором" и "передавали оккупантам материальные ресурсы" – это расценивается как коллаборационизм и пособничество государству-агрессору и грозит лишением свободы на срок до пяти и до 12 лет соответственно.

Расследование закончили за пару месяцев. Уже в июне обвинение мусорщиков в коллаборационизме стало для Херсонского городского суда "делом номер один" – формально первым, принятым к рассмотрению после 16-месячного перерыва.

Супруги Дубровские вот уже четыре месяца сидят под стражей в следственном изоляторе Николаева, но не признают вину, следует из решений судов, опубликованных в государственном реестре. Их адвокаты отказались передавать подсудимым вопросы oDR и как-либо комментировать дело. Также воздержалась от комментариев и херсонская прокуратура.

Мусоровозы Дубровских до сих пор простаивают под арестом. Город, переживший в июне разрушительное наводнение, так и не смог получить их хотя бы во временное пользование.

"Не думал, что когда-нибудь увижу это своими глазами"

Как Херсон и область переживают последствия подрыва Каховской ГЭС, находясь под российскими обстрелами.

openDemocracyИгорь Бурдыга

"Коллаборантов не так уж много"

Херсонский суд работает чуть больше месяца, но опубликовал уже четыре приговора за коллаборационизм. Это треть процента от 1088 уголовных дел, открытых к концу июня в области по этой этой статье. Еще 234 расследования, согласно статистике прокуратуры, заведено по статье о пособничестве агрессору. В целом на Херсонщину приходится пятая часть от общего числа уголовных дел, заведенных по обеим статьям во всей Украине.

Примечательно, что большинство херсонских расследований о коллаборационизме открыли еще до освобождения левобережной части области от оккупации. Следователи СБУ, покинувшие город в первое же утро вторжения, уже из эвакуации заводили дела на оставшихся земляков – в первую очередь на тех, кто шел на сотрудничество с оккупантами публично. Расследовать такие дела и судить обвиняемых разрешалось заочно, не дожидаясь ареста.

Топ-коллаборанты, вроде главы оккупационной администрации области Владимира Сальдо, тоже не стали дожидаться ареста и покинули правобережье области вместе с российской армией. Но сбежали не все: с первых дней освобождения Херсонщины в ноябре правоохранители ежедневно рапортуют о задержанных экс-полицейских, чиновниках, главврачах больниц, учителях, преподававших по российской программе, организаторов "референдума" о присоединении к РФ и других подозреваемых в коллаборационизме. СБУ пришлось привлечь к работе еще и полицию, но до конкретных подозрений доходит пока одно расследование из шести: всего 159 – по статье о коллаборационизме, 33 – о пособничестве агрессору.

Куда больше подозреваемых в "Базе предателей Херсона" – анонимном телеграм-канале, в котором с августа прошлого года публикуются данные о гражданах, замеченных в связях с российскими властями.

Администратор канала в переписке с oDR, представившийся как Nulledo, говорит, что сбился со счета где-то на 700-й анкете. К концу июля их было как минимум две тысячи – ежедневно выходит от одного до пяти новых досье. "Но в процентном соотношении к общему населению [до полномасштабного вторжения в области проживало около одного миллиона человек] коллаборантов не так уж много", – отмечает администратор.

Большинство фигурантов Nulledo находит сам в оккупационных медиа или группах в соцсетях, информацию об остальных присылают подписчики – их на канале более 35,5 тысяч. Данные администратор проверяет по открытым источникам. "Люди в большинстве своем не осознают, сколько оставляют цифровых следов в Сети, в частности, в социальных сетях или чатах", – пишет OSINT-исследователь.

Поиск предателей в интернете занимает почти все время – по словам Nulledo, он позволяет себе максимум один выходной в неделю. От расспросов об оплате он деликатно уклоняется. Отвечать, работает ли официально в правоохранительных органах или спецслужбах, отказывается. "Я просто помогаю СБУ немного ускорить процессы", – пишет администратор "Базы предателей".

"Кому-то не хватило ума понять, что он совершил преступление"

И все же Nulledo приводит пример сотрудничества с официальным следствием: в феврале он попросил подписчиков помочь собрать доказательства о якобы фактах коллаборационизма 57-летнего Рзы Рзаева – во время оккупации тот работал завхозом главного городского базара. Какие именно доказательства удалось собрать, Nulledo не объясняет, но через две недели полиция арестовала Рзаева и еще одного работника базара. Оба с тех пор в тюрьме: в июне их обвинили в коллаборационизме и пособничестве агрессору в сговоре со сбежавшими на левый берег директором и главной бухгалтеркой базара.

Почему такие, как Рзаев, остались в Херсоне после освобождения украинской армией? Часть держалась за имущество, часть рассчитывала откупиться, а кому-то не хватило ума понять, что он совершил преступление, рассуждает Nulledo. "Но каждый получит свое", – надеется он на справедливое наказание украинских судов.

Приговоры и сроки

В государственном реестре судебных решений к 1 августа опубликовано 50 приговоров о коллаборационизме херсонцев. До июня почти все такие дела поступали в суды Одессы, там обходились без подробных разбирательств: обвиняемые почти всегда шли на сделку со следствием, признавали вину. В половине случаев речь вообще шла о мелких проступках: публичном отрицании российской агрессии или службе на должностях, не предусматривающих ответственности, в оккупационных администрациях – за такое наказывают разве что многолетним запретом на работу в украинских органах власти.

В остальных случаях сотрудничество и раскаяние обеспечивали минимальный возможный приговор. Для пенсионерок, обходивших с урнами односельчан на сентябрьском "референдуме" – пять лет лишения свободы. Для заместительницы директора херсонской школы, внедрявшей российскую программу – три месяца ареста и десятилетний запрет на педагогическую деятельность. Для 20-летнего безработного, согласившегося на службу в российской полиции – восемь лет колонии и 15-летний запрет на работу в правоохранительных органах. И только гауляйтеру полуторатысячного села Нововоскресенское Юрию Петухову раскаяние не помогло: судья Денис Донцов дал ему 12 лет лишения свободы – на год больше, чем просил прокурор.

Впрочем, раскаяние подсудимых – далеко не всегда искреннее. Показателен пример двух водителей отделения российской полиции в Херсоне, приговоренных в конце марта в Киеве к 12-летнему лишению свободы. Оба согласились на упрощенный порядок слушаний, признав вину. Но на судебном заседании утверждали, что не были полноценными сотрудниками правоохранительных органов оккупантов и не осознавали, что нарушают закон.

Без четкого определения

Коллаборационизм – преступление для Украины новое, в Уголовном кодексе оно появилось спустя несколько дней после полномасштабного вторжения России. В западном же праве этот термин ввели еще в годы Второй мировой войны – для описания преступного сотрудничества с оккупантами в ущерб своей родине. В СССР и Советской Украине за коллаборационизм наказывали по разным статьям УК, предателями объявляли целые народы, а внесудебные казни не поддавались учету.

Исследовательница Валентина Шайкан из Кривого Рога в своей работе 2005 года "Коллаборационизм на территории рейхскомиссариата Украина" приводит данные из архивов СБУ: с 1943 по 1957 год включительно по обвинениям в "предательстве и пособничестве оккупантам" в УРСР арестовали и осудили 80,5 тысяч человек – 40% от общего числа всех преступников.

Когда я прошу Андрея Осадчука, депутата украинского парламента от оппозиционной партии "Голос", оценить результат 16 месяцев работы закона о коллаборационизме, он тоже обращается к цифрам. По всей стране открыто почти шесть тысяч дел, выдвинуто более 1700 подозрений и около тысячи из них уже переданы в суды – правда, около половины из них слушаются заочно, без обвиняемых.

"Все это результат нашей работы в тот день", – сухо подытоживает первый зампредседателя комитета, через который проходят все правки в уголовный кодекс. Вспоминая, как 3 марта 2022 года 300 депутатов собрались на второе с начала полномасштабного вторжения заседание Верховной Рады – без анонсов и привычных трансляций – он использует эпитет "историческое". Комитету Осадчука пришлось в экстренном порядке готовить к рассмотрению семь новых законов военного времени – в сессионном зале депутаты приняли их, не обсуждая.

Законопроект о коллаборационизме авторства правящей партии "Слуга народа" уже год пылился в парламенте безо всякого движения. У оппозиции был и свой вариант, соавторства Осадчука, но времени для политических споров не оставалось.

"Оккупанты были уже не только в пригороде Киева, но и на территории восьми областей. Нашлись люди, которые им помогали, а отдельного, четко прописанного наказания для них не было. К сожалению, до большой войны этим никто не хотел заниматься. Поэтому принимали то, что очень быстро подготовили в крайне экстремальных условиях", – вспоминает депутат.

Тем не менее с большинством претензий, которые накопились к новой статье УК, вынужден согласиться.

"Такие дела рискуют превратиться в конвейер для статистики"

Главная из них: принятый впопыхах закон так и не внес в уголовный кодекс четкого определения, что же такое преступная коллаборационная деятельность. Вместо этого статья содержит перечень из восьми форм, которые принимает коллаборационизм: от уголовного проступка в виде отрицания иностранной агрессии в соцсетях, до службы в вооруженных формированиях РФ – особо тяжкого преступления.

Так же широко варьируются и санкции: за работу в оккупационных органах власти на рядовой должности грозит лишь временный запрет на госслужбу, на административном посту – лишение свободы на срок до 10 лет, а за работу в суде или полиции – до 15 лет. Педагоги за пропаганду оккупации и внедрение образовательных стандартов РФ могут получить до трех лет тюрьмы, организаторы референдумов – до 10, политических митингов в поддержку оккупантов – до 12.

Спустя всего три недели ответственность ужесточили: обвиняемых, скрывающихся в оккупации, разрешили судить заочно, а пойманных – держать под стражей без альтернативы в виде залога или домашнего ареста. Тогда же в уголовный кодекс добавили еще одно тяжкое преступление – "пособничество государству-агрессору". Так может расцениваться любая умышленная деятельность в помощь захватчикам и во вред Украине: выполнение или просто поддержка решений оккупационных администраций, сбор и передача им материальных ресурсов или любых других активов.

Осадчук признает: формулировки новых статей оказались слишком общие, перекликались друг с другом и с уже существовавшими преступлениями против национальной безопасности: например, с госизменой, посягательством на территориальную целостность или оправданием вооруженной агрессии РФ.

Министерства внутренних дел, юстиции и временно оккупированных территорий, депутаты и главы военных администраций с первых недель пытались разъяснить украинцам, какая именно деятельность на оккупированных территориях будет считаться преступной. Но такие разъяснения часто противоречили друг другу, окончательно запутывая граждан.

Недовольные со всех сторон

В первых заочных расследованиях против пророссийских политиков, встречавших захватчиков хлебом-солью, коллаборационизм казался очевидным. Но с возвращением украинских правоохранителей на освобожденные территории подходы силовиков начали сильно отличаться от региона к региону.

В прошлогоднем анализе, подготовленном коалицией украинских правозащитных организаций, приводились шокирующие примеры: посты в соцсетях в поддержку российской агрессии харьковские СБУшники расценивали как нетяжкий коллаборационизм (наказание – лишение права работать в госорганах), а черниговские – как глорификацию агрессора (от пяти до восьми лет лишения свободы).

Начальнице отделения "Госбанка ЛНР" на Луганщине угрожали заключением на 5-10 лет за коллаборационизм, а начальнику отделения российского банка в Херсоне – на 10-12 лет за пособничество агрессору. Командиру пожарных в Бердянске инкриминировали тяжкий коллаборационизм (12-15 лет лишения свободы), его коллеге в Старобельске – государственную измену (от 15 лет до пожизненного), а помощнице "прокурора ЛНР" – обе статьи сразу.

"Такие дела рискуют превратиться в конвейер для статистики, что точно не соответствует запросу на справедливость общества и не является превенцией от совершения таких преступлений", — отмечала одна из авторов отчета, юристка Дарья Свиридова.

В 2023 году про "конвейер для статистики" в расследованиях коллаборационизма заговорили уже практики уголовного права. В серии публикаций Украинского хельсинского союза по правам человека адвокаты, судьи и даже прокуроры приходили к выводу: правоохранители зачастую лишь подгоняют поступки подозреваемых под формулировки Уголовного кодекса, не утруждая себя изучением мотивов или ущерба.

Львовская судья Екатерина Котельва, например, призывала коллег прекратить массовую практику сделок о признании вины в коллаборационизме — поскольку утверждая такие сделки, судьи отказываются оценивать доказательства и вникать в мотивы обвиняемого.

"Судебные процессы по делам о коллаборационизме способны стать площадкой восстановления справедливости, общественного понимания и закладки устоев для будущего примирения, если такие процессы пройдут гласно и открыто", — писала она.

Прокурор Офиса генерального прокурора Валерий Жидков предлагал отделять от умышленного сотрудничества с оккупантами во вред государству так называемый "гуманитарный" коллаборационизм ради поддержания жизнедеятельности на захваченных территориях. "К подобным примерам следует отнести деятельность предприятий жилищно-коммунального и транспортного хозяйств… наличие продуктовых и бытовых магазинов (рынков)", — рекомендовал он еще до ареста херсонских мусорщиков.

Но активнее всего законодательство о коллаборационизме ругали крымчане, верящие, что война с Россией закончится деоккупацией полуострова. Случись это завтра, судить пришлось бы по меньшей мере 200 тысяч жителей полуострова, утверждала представительница президента Украины в АРК Тамила Ташева.

"Все эти годы мы общались с крымчанами, объясняли, что они не предатели, значительная часть из них – жертвы вооруженного конфликта!", – возмущался руководитель расположенной в Киеве прокуратуры Крыма и Севастополя Игорь Поночовный. В июне его подчиненные вели около сотни дел о коллаборационизме.

"Статья о коллаборационизме выполнила свою главную функцию – превентивную"

В стратегии деоккупации, подготовленной в офисе Ташевой, грозят уголовной ответственностью лишь тем, кто активно содействовал оккупации. Чиновникам и педагогам, вероятно, предстоит пройти через люстрацию, а бизнесменов, врачей, спасателей и бухгалтеров обещают не наказывать только за то, что они оставались в Крыму, работали и платили налоги российскому государству.

Битва поправок

Ситуация в оккупированных регионах действительно разная, но Украина не может позволить себе иметь в каждом отдельное уголовное право, отвечал Ташевой председатель правоохранительного комитета Сергей Ионушас, когда она представляла стратегию депутатам Верховной Рады в начале мая. Представительницу президента он позвал в рабочую группу, которая на тот момент уже третий месяц работала над новой редакцией закона про коллаборационизм.

Это будет уже седьмой по счету проект поправок, зарегистрированный в парламенте. Исправить только что внесенную в уголовный кодекс статью первым в апреле 2022 года решил Ионушас. По первым двум "нетяжким пунктам" он предлагал наказывать не только лишением права на госслужбу, но и общественными работами или штрафами до 5100 гривен (110 фунтов, три четверти минимальной зарплаты).

Его товарищи по пропрезидентской фракции "Слуга народа" инициировали отдельное наказание за коллаборационизм адвокатов и нотариусов, работающих в оккупации по российским законам – до шести лет лишения свободы. Группа оппозиционеров из объединения "Справедливость" – смягчение санкций за не вредящее государству сотрудничество с российской администрацией и более суровые санкции – за службу на руководящих должностях и организацию голосований.

Было предложение и от украинского правительства: не считать коллаборационизмом медицинское обслуживание, доставку пенсий, поддержку критической инфраструктуры, работу коммунальных служб, энергетической отрасли, розничную торговлю, общественное питание и сельское хозяйство. Особенно активно это предложение защищали аграрии, ведь в оккупации остались миллионы гектар земли.

"Допустим, уборка урожая не является преступлением, но мы точно знаем, что оккупационные власти расставили смотрящих от ФСБ по всем оккупированным территориям, и заниматься значимым сельхоз-бизнесом без прямого согласования с оккупантами невозможно. Отдельная история — реализация товарных партий зерна и другой сельхозпродукции под контролем оккупационной администрации: это прямая поддержка экономики агрессора", – рассуждает первый зампредседателя правоохранительного комитета Осадчук.

Так и не согласовав ни один законопроект, комитет еще в феврале решил написать свой. Ответственным за подготовку назначили Сергея Минько – депутата из оккупированного Мелитополя, бывшего мэра города.

Несколько раз менявший политические проекты, Минько – типичный мажоритарщик, представитель южноукраинского агробизнеса, владелец бренда "Мелитопольская черешня" и председатель партии имени себя. Его близкий соратник и нынешний мэр Мелитополя Иван Федоров в марте 2022 года провел шесть дней в русском плену и был обменян на девятерых российских срочников. А ярый противник (но бывший товарищ по "Партии регионов") Евгений Балицкий – глава оккупационной администрации Запорожской области – в июне был заочно приговорен к 15 годам лишения свободы за госизмену и посягательство на территориальную целостность Украины.

Федоров в многочисленных заявлениях и интервью призывает земляков сдавать мелитопольских коллаборантов и грозит строгой расправой всем, кто платит налоги в российский бюджет. Минько практически не выступает публично.

"Статья о коллаборационизме выполнила свою главную функцию – превентивную. Например, остановила людей от участия в незаконном референдуме – во всем Мелитополе работало полтора избирательных участка", – рассуждает депутат в телефонной беседе.

Его коллега по комитету Осадчук считает, что цель новых поправок к уголовной статье за коллаборационизм – сфокусироваться на неотвратимости наказаний и отпугнуть коллаборантов от желания оставаться на освобожденных территориях.

"Мы планируем конкретизировать описания составов преступлений и устранить излишнюю широту толкования отдельных частей закона – дабы "квалификация из пушки", по возможности, превратилось в снайперскую винтовку", – образно поясняет он.

Минько заверяет, что подготовленный его группой законопроект далек от радикальных формулировок Федорова и опирается на многие предыдущие инициативы. Но раскрывать детали депутаты отказываются. Финальный текст инициативы члены рабочей группы согласовали еще в мае, но до сих пор не зарегистрировали его официально. По словам Минько – ждут последней научно-правовой оценки.

Новые поправки уже не удастся принять за одно голосование, как в марте 2022 года, считает Осадчук, прогнозируя яростные дискуссии в парламенте и за его пределами. Если Рада не рассмотрит их в первом чтении, то закон так и не поменяют до конца года.