Россия на удаленке. Исследование лучших практик российских медиа в изгнании

Блокировки Роскомнадзора, признание СМИ иноагентами и нежелательными организациями, уголовное преследование и тюремные сроки за материалы о войне и ее последствиях, закрытие баз данных и доступа к статистике по ряду отраслей, а также финансовые проблемы, связанные с репрессивными мерами со стороны российских властей — такого давления на свободу слова и независимые редакции, как сегодня, в истории новой России еще не было.

Еще до начала полномасштабного вторжения России в Украину многие издания были вынуждены частично или полностью релоцироваться за рубеж. Так они могли избежать ограничений и потенциальных угроз для своих сотрудников в связи с активным применением законодательства об иноагентах и нежелательных организациях. После 24 февраля 2022 года этот процесс только ускорился, и сегодня в стране практически не осталось независимых СМИ, которые бы оставили большую часть штата в России, не цензурируя при этом свой контент.

Но и релокация поставила перед журналистами серьезные вызовы — речь идет не только о работе в поле, доступе к источникам, данным и аудитории, но о выживании медиа как таковом. Как работать в условиях блокировок, эмиграции и низких бюджетов? Как журналисту писать репортаж, если попасть на место событий невозможно? Как — и нужно ли — взаимодействовать с органами власти, чтобы получить информацию? Как обезопасить источников и героев публикации? Как донести до читателя общественно важную информацию, минуя все заслоны? Как, наконец, не утратить связь с аудиторией и отслеживать, что действительно волнует людей в России, если сам живешь за рубежом?

При этом спустя два года работы самые пессимистичные прогнозы медиа-аналитиков все же не оправдались: независимые редакции, несмотря на все трудности, не только не закрылись — многие из них даже выросли по ряду показателей. Более того, за два года появилось множество новых проектов, которые работают на российскую аудиторию извне.

Релокация и перестраивание работы — во-многом тяжелые и затратные процессы — были частично осмыслены в разных проектах, посвященных российской журналистике. В фокусе внимания чаще всего были проблемы и ограничения в профессии, а также о разговоры о перспективах на ближайшие годы. Вопрос же о том, что именно сделали редакции для выстраивания эффективной и безопасной работы, чаще всего оставался вне поле зрения. Так, JX Fund очень подробно проанализировал потребности российских медиа в изгнании, но практически не уделил внимание новым инструментам и ноу-хау, созданным редакциями.

Тем не менее зафиксировать и проанализировать этот опыт необходимо: новая инфраструктура, выстраивание отношений с авторами и аудиторией в России, каналы дистрибуции, противодействие блокировкам и создание новых продуктов для стабилизации доходов, новые финансовые модели и протоколы безопасности — все эти аспекты нуждаются в системном осмыслении, в том числе с точки зрения пользы и обмена опытом среди самих медиа-работников.

Данное исследование — именно об этом.

Что нового придумали медиа, чтобы выжить и сохранить своего читателя в России? Как трансформировали свои управленческие практики? Как смогли перевести и сохранить штат? Какие внутренние вызовы они решали с точки зрения организации труда? Как изменилась риторика, способы коммуникации и ответственность редакций за контент, который они предоставляют в такой чувствительный период?

Эти и другие вопросы в рамках исследовательских интервью были заданы сотрудникам (главным редакторам, журналистам, медиа-менеджерам) десяти редакций, которые работают за пределами России. Дополнительный материал был собран на полях конференций, посвященных перспективам российских независимых СМИ. Для более полного понимания контекста отдельные дискуссии были проведены с сотрудниками фондов и организаций, которые помогают медиа.

Выборка включала в себя издания трех типов: относительно крупные — более 50 человек — редакции, которые частично релоцировались и работали за рубежом еще до начала войны; редакции, которые переехали за пределы России после 24 февраля 2022 года; и медиа-команды, которые были собраны из уехавших журналистов непосредственно за рубежом после начала полномасштабной войны. Направление — как и условно федеральные, так и региональные издания, работающие в текстовом и/или видео-формате.

Такая выборка представляется адекватной с точки зрения форматов работы и типологии редакций. Задачей проекта не было охватить все независимые СМИ за рубежом — но скорее проанализировать разный опыт, масштаб и повестку, выявить основные тенденции и ключевые экспериментальные практики медиа-команд, которые могут быть полезны другим проектам в будущем. Результаты исследования отражены в нескольких материалах. Этот текст — первый из цикла, посвященный процессу релокации, удаленной журналистской работе, а также сотрудничеству с авторами, которые все еще находятся в России.

Все названия СМИ и имена сотрудников в целях безопасности анонимизированы.

Релокация. “Самая большая проблема — не в расстоянии, а в страхе”.

Издания, которые еще до начала войны успели перевести редакцию за рубеж и отстроить удаленный формат работы, безусловно с началом вторжения оказались в выигрышном положении: им не пришлось тратить время и силы, чтобы обеспечить безопасный переезд в наиболее сложный и драматичный момент истории. Таких команд было немного, хотя к 2021 году потребность в этом сильно возросла — вместе с рисками для журналистов и регулярно пополняющимся списком организаций-иноагентов.

До войны редакции чаще всего переезжали в Латвию, Грузию и Чехию. Визовые вопросы, организационные аспекты при регистрации юрлица, поддержка со стороны партнерских фондов, а также географическая и смысловая близость к России в этом плане играла важную роль.

С началом вторжения, принятием закона о фейках и закрытием ряда СМИ в России перебраться за рубеж пришлось большинству. География стран приема стала гораздо шире: если редакция целенаправленно не вывозила в определенную страну, обеспечивая визой и помогая с переездом (а это могли обеспечить не всего медиа), журналисты ехали буквально куда могли: Казахстан, Кыргызстан, Армения, Турция, Сербия, Литва, Польша, реже и позже — страны Западной Европы. Для некоторых редакций переезд при этом стал точкой роста:

“У нас был авторский проект, маленький совершенно, мы с коллегой придумали себе такой интернет-журнал, в котором работали вдвоем, еще фотограф, ну и был парень, который просто сделал сайт на тильде и вел соцсети. А выросли мы в полноценную редакцию, хоть и маленькую, как ни странно уже после начала войны и эмиграции, — рассказывает редактор одного из наиболее популярных сегодня региональных медиа, которое регулярно публикует эксклюзивы и репортажи из России, в том числе затрагивающие военную тему. — И произошло это как раз потому, что редакторский состав, который уехал, уже не мог заниматься нормальной журналистикой. Бэк-офис, редакторы, отдел продвижения — то есть вот все эти обвесы и структуры, которые обеспечивают работу редакции — они находятся за границей. А в России у нас остались только журналисты непосредственно. Они работают анонимно”.

Пишущие и видео-журналисты, которым пришлось уехать, все чаще задавались вопросом: как сохранить связь с Россией, героями и источниками, где брать новые темы и материал для текстов. При этом многие собеседники признаются, что начали оттачивать навык удаленной работы еще в пандемию — и впоследствие это очень помогло.

“Это был первый раз, когда нам всем пришлось дистанционно работать. И первый раз, когда я писала дистанционный репортаж, что довольно комично звучит. Конечно, это не полноценный репортажный текст, но опыт работы в ковид давал надежду, что в принципе возможно что-то делать, — рассказывает журналистка, которая из-за личных угроз в свой адрес покинула страну еще до начала войны. — А потом, когда мне пришлось уехать, мне очень не хотелось быть редактором. Мне интереснее самой общаться, писать. И когда я приехала, я хотела продолжать… Пока не началась полномасштабная война, у меня было больше коллег на месте — если мне, например, что-то нужно было, мне помогали”.

При этом собеседница признается, что с началом войны проблема охвата тем и общения с героями стоит гораздо острее:

“Мне кажется, что мы упускаем какие-то темы из-за того, что мы не там, каждый день не ездим на метро и не видим какие-то плакаты рекламные или что-то еще. Мы упускаем темы, так как мы не видим полной картинки жизни… Но ты выкручиваешься, ты придумываешь постоянно разные способы. На мой взгляд, самая большая проблема — она не в расстоянии, а в страхе. Потому что сложно не найти человека где-то, чтобы поговорить, а сложно убедить поговорить, потому что человек напуган.. Я пишу людям Вконтакте, в Фейсбуке. А они очень боятся. Даже если они не знают издание, где я работаю, им все равно стремно. Потому что они думают — вдруг это провокация или еще что-то”.

Сам же факт удаленной работы, кажется, не стал для редакций какой-то трудной задачей:

“Сколько я работаю в [название издания], у нас всегда была распределенная редакция, мы всегда общались удаленно. У нас не было офиса, в котором работал журналисты. У нас было некое пространство, но там работали не журналисты. Поэтому с точки зрения удаленной коммуникации и ковид, и война мало что поменяли. Сейчас просто мы живем на четырех разных часовых поясах”, - говорит один из шеф-редакторов.

Все опрошенные более или менее согласны в одном: пока в России живы социальные сети и доступ в интернет, работать можно. Редактор одного регионального издания, которое с началом войны релоцировалось, но сохранило штат журналистов в России, и вовсе признает:

“У нас все лучшие тексты пишет человек, который не живет в России, который уехал зимой прошлого года. Это самые номинированные тексты. Частично они сделаны еще на российском материале, который был с собой вывезен, а частично — это прямо телефонная журналистика. Короче, писать все равно еще можно”.

Авторы в России. “Редакторский тиндер”.

Почти все российские медиа (за исключением некоторых “нежелательных организаций”), базирующиеся теперь за рубежом, так или иначе сохранили стрингеров или постоянных авторов в стране. Журналисты — граждане России, работавшие в представительствах западных бюро, были вынуждены уехать или — при желании остаться в стране — уволиться. В то время как их коллеги с зарубежными паспортами могли остаться в России, хотя после уголовного дела против Эвана Гершковича их количество сократилось.

Большинство корреспондентов релоцированных редакций так или иначе работают из России анонимно, часто — без каких-либо договоров и на доверии, с учетом заранее оговоренных протоколов безопасности:

“У нас там девчонки, у них заключены контракты уже с адвокатами, мы их обеспечиваем чистой техникой для того, чтобы они работали с чистых телефонов, не связанных с их личными аккаунтами, там стоят какие-то вообще совершенно новые симки, купленные за крипту. Если они куда-то едут, то мы на связи с адвокатами и готовим эти поездки вместе, обеспечиваем безопасность этих репортажей… Но все-таки количество командировок сократилось именно потому, что мы очень придирчиво теперь к безопасности относимся. Если мы думаем, что не будет там чего-то такого прорывного, то лишний раз лучше не рисковать. В суд, например, мы девчонок не отправляем уже ни в коем случае, хотя там есть громкие интересные дела. Но мы понимаем, что там просто сразу их вычислят, спалят — просто потому, что регион маленький”, — рассказывает один из редакторов.

Большая часть редакций предпочла отказаться от постоянных трудовых отношений (в их формальном понимании) с журналистами — более того, у многих релоцированных СМИ не осталось юридических лиц в России. Работа строится по принципу наличия нескольких проверенных корреспондентов, постоянных фрилансеров, а также разовых авторов. При этом фрилансеры, которым редакции чаще всего не покрывают расходы на технику и не всегда могут подстраховать в случае уголовного преследования, остаются в наиболее уязвимом положении и по факту работают на свой страх и риск.

Чтобы эти риски все же снизить, нередко редакции прибегают к ротации авторов, находя журналиста под конкретную тему и командировку. О том, на каких принципах строится такое сотрудничество, рассказывает один из редакторов крупного регионального медиа:

“Это хорошие авторы, но у нас взаимных обязательств друг перед другом никаких нет. Они могут предлагать тему, могут не предлагать тему, это просто более широкая сеть. И есть авторы, с которыми мы вообще работаем разово. Мы называем это “редакторский тиндер”. Например, делали текст из [название региона]. И для того, чтобы получить в этот текст некие репортажные вещи оттуда, мы постарались найти авторов, которые живут в республике. И дальше у них есть возможность. Если им интересно с нами работать, они плавно перетекают в широкую сеть. Если им не интересно с нами работать, мы получаем от них контент, выплачиваем гонорар — и все счастливые и довольные. Все от тиндера получили ровно то, зачем они приходили”.

Еще один вид сотрудничества, о котором с гордостью рассказывают многие редакции, строится на энтузиазме самих читателей: часто они выступают волонтерами, готовы ходить в суды и делать записи, фотографировать, снимать, фиксировать и проверять какие-то факты на местности. Это не предполагает каких-либо денежных отношений и диверсифицирует риски для редакции.

“Например, на кладбище у нас ходят волонтеры, в суды у нас постоянно ходит женщина, которая, ну, просто активистка — она ни с кем не связана, ни с какой организацией, и она ходит и поддерживает политзаключенных. Она сама на нас вышла через Telegram-бот и поставляет нам информацию постоянно. То есть она идет, записывает что-то в суде, потом нам рассказывает. Так это примерно и происходит. Ее даже фиксером трудно назвать, она просто вот такая активистка, немножко безумная тетка — это вообще невозможно ничем объяснить, потому что она тратит кучу своего времени, при этом она не правозащитница никакая… Вот она так живет, ей так хорошо”, — делится один из собеседников.

Говоря о данных и текстах, которые все еще поступают из России, большинство собеседников опасаются, что в ближайшие несколько лет ситуация будет ухудшаться: угрозы и риски возрастут, а ограничения — будь то блокировки или слежка за журналистами — усилятся. Но пока связь с Россией остается постоянной и плотной, мало кто из уехавших журналистов и редакторов готов менять сферу деятельности или перестать писать про Россию. Один из собеседников сформулировал свое отношение так:

“Я люблю свою страну, я хочу лучшего, я хочу что-то сделать для нее. Я не то чтобы верю, что мои статьи как-то меняют Россию к лучшему, но я надеюсь, что даю какой-то другой взгляд, например, когда говорю с людьми из России, которые настроены против… Важно показать другую Россию и поддержать людей, собственно, внутри. Чтобы они видели, что они нормальные, что все в голове у них нормально, чтобы они не чувствовали себя так одиноко. Я не знаю, насколько я с этим справляюсь лично или мы как издание, но мне кажется, важно хоть что-то делать, что мы можем”.

Следующий материал в цикле будет посвящен общению с аудиторией, блокировкам и их обходу, каналам дистрибуции и новым продуктам, которые удалось реализовать медиа-командам за пределами России.